Слушать  Записать  Мастер-Класс  О проекте

Подкасты  Podscriptum  Доки  Звук Вокруг  Коллекция  Карта звуков

 автор: Заведующий Всем     добавлено: 10 августа 2010, 15:22 © free

В середине июля в жарком "бескондиционерном" Берлине немецкий журналист Йенс Яриш, автор программ "Die K" и "Почему вьетнамцы не носят Адидас" (за которые он получил призы международного конкурса Prix Europa) прочитал на журналистском семинаре Гете института и проекта То4ка Treff лекцию о том, как брать интервью для документальных программ.

За последние 8 лет своей работы я пришел к тому, что стал делать часовые документальные радиопрограммы – фичеры. В немецком радиопространстве эти программы обычно очень непросты, объемны, технически сложно сделаны и редко отражают какие-либо актуальные проблемы. Я сам по себе люблю выбирать такие темы (политические, социальные, экономические), которые на протяжении долгого периода времени остаются актуальны. Вот, например, нефть. Или такая экономическая и политическая тема как государственные долги. Я пытаюсь отражать эти проблемы в своих программах таким образом, чтобы через два года их все равно можно было слушать, и они казались актуальными. Я это специально заранее говорю, потому что скорее всего вы работаете немножко по-другому. Конечно на немецком радио есть репортажи (со звуками и атмосферой), которые достаточно быстро реагирует на события, в отличие от того, что делаю я. Редакционная политика в Германии такова, что они всегда хотят использовать какие-то очень актуальные темы, проблемы, события, но при этом у них очень высокие требования к техническому качеству записи и к продюсированию. Поэтому невозможно сделать такую программу быстро, это затягивается всегда на очень долгий период времени. Я не буду вам рассказывать, как правильно работать в этом жанре, потому что нету ни правильного, ни неправильного пути, но я вам просто покажу, как работаю я. Может быть вас подтолкнет это самих на какие-то размышления. Если у вас будут вопросы, вы перебивайте меня сразу.
Я сегодня хочу поговорить про стратегию ведения интервью. Потому что на самом деле, это база того, что делаю я, и что является основой фичера. У меня есть такое «Правило пяти «в» – по-немецки называется: «почему», «где», «когда» и «как». Все слова на «в» – поэтому 5 «в». Это должно отражать и хронологию в том числе. То есть я кому-то звоню ... и для начала я должен объяснить этому человеку, почему я хочу с ним сделать интервью. И тут всегда есть 2 аргумента – 2 объяснения. Во-первых, почему я хочу сделать это интервью и как я хочу его использовать впоследствии. И второе – это объяснение, которое хочет услышать тот человек, которому я звоню и у которого я хочу взять интервью. И чаще всего эти 2 объяснения очень отличаются друг от друга. Именно поэтому я очень редко рассказываю, почему я хочу сделать интервью. Но я не вру при этом. Я называю тему. И пытаюсь, чтобы фантазия человека, у которого я хочу взять интервью,  заиграла сама по себе после того, как я назвал ему тему разговора. И часто получается, что то, что он хочет услышать, то, что у него на уровне подсознания, что сидит у него внутри, автоматически подбрасывает ему ответ на вопрос, почему. Самыми ужасными ошибками, которые я делал раньше в таком случае, были моя собственная неуверенность и мои непроструктурированные мысли, которые я скидывал на собеседника. Ну, примерно так: «ну я вот еще точно не знаю, почему… но может быть если мы сделаем примерно так….» – это все тоже очень сбивает с пути и делает неуверенным вашего собеседника. Сейчас я делаю это так: сначала сам себе задаю вопрос, что я хочу получить от моего собеседника, а после этого я как бы меняюсь с ним ролями: я встаю на его место и думаю, что же он хочет услышать, и как я могу этого достигнуть с наименьшими для меня потерями. Потому что часто бывает, что те интервью, которые ты хотел бы получить, ты не получаешь. Я уж не знаю, встречается ли в вашей практике такое?!
РЕПЛИКА ИЗ ЗАЛА: Да, вот с Путиным хотели...
Когда вы договариваетесь с человеком об интервью, у него в голове формируется картинка с представлениями о вас. Поэтому роль играет и то, когда вы звоните: утром или вечером – это все формирует определенное мнение о вас - пишете ли вы по электронной почте или лично обращаешься к человеку.
Предположим, что на первые 2 вопроса мы ответили, значит, теперь переходим к вопросу третьему – «где». Мы на радио, по крайней мере, я могу говорить о себе и о своих коллегах, всегда носим технику собой. Вот Лена 8 кг с собой таскает! И поэтому мы очень мобильны и динамичны. У нас такая тенденция, что мы часто пытаемся подстроиться под человека, с которым хотим поговорить. Он определяет место и мы к нему приезжаем. Но были бы мы документалистами-телевизионщиками, было бы совершенно ясно, что место определяем мы сами. Ну, потому что техника более сложная, свет и т.д. Но у нас – акустика должна быть подходящая! И что еще гораздо более важно – психологический настрой во время интервью должен быть правильным. Например, когда вы хотите сделать интервью с каким-нибудь официальным лицом - с политиком или чиновником - вы должны понимать, что когда вы приходите к нему в его кабинет, он будет гораздо более закрытым, чем если вы его потащите на интервью в лес, например. Что я хочу этим сказать, что мы часто забываем о том, что у нас гораздо больше возможностей принимать решения, чем мы зачастую думаем. И мы имеем право в данном случае принимать решение. Потому что, когда вам уже дали согласие на интервью (по крайней мере по моему опыту могу сказать) редко кто отказывается, когда узнает, какое место будет. И что касается места, я хотел бы вам проиграть кое-что. Я делал интервью с малолетней проституткой, и мы беседовали в баре. То есть это был не тот случай, когда я мог назначить ей встречу где-то. Я беседовал с ней там, где встретил ее.

Вот, как это звучало. Просто чтобы вы могли послушать шум. Трогательная, тяжелая жизненная история, рассказывается человеком таким надломленным голосом в атмосфере шумного бара. Бывает, что уже в самом конце, на стадии обработки материала, вставляешь интервью в какую-то шумовую атмосферу, но здесь такая ситуация, когда не надо было этого уже делать.
ВОПРОС: Значит надо очень точно записать все на месте, потому что монтаж на музыке – это очень сложно. Это вообще одним куском записано?
ЙЕНС ЯРИШ: Да, но кроме вот этого технического вопроса, здесь еще дело в том, что такая история трогательная, что она совсем не сочетается с этой музыкой на заднем плане. Не усиливает ее. Но потом из этой записи я не сделал ничего, но мне повезло, потому что я смог пригласить эту девушку в студию на запись. И это уже звучало так.

То есть это не из программы куски, а просто сырой материал.
ВОПРОС: А как удалось в студии настроить ее на эмоции, чтоб она забыла о микрофоне?
ЙЕНС ЯРИШ: Я предполагаю, что это было из-за того, что я заранее с ней поговорил в баре. То есть мы уже разговаривали друг с другом, только помещение поменялось.
ВОПРОС: То есть вы попросили ее рассказать туже историю, но в другом помещении?
ЙЕНС ЯРИШ: Да.
ВОПРОС: А она вас просила о чем-то? То есть, были ли какие-то этические моменты?
ЙЕНС ЯРИШ: Такого не было. Но я всегда аккуратно работаю с человеком, особенно, когда дело касается личных историй. Тактично. И в этом случае было так, что мы сначала говорили целый час в студии, потом сделали перерыв, после этого мы проговорили еще полчаса, а потом она сказала, все я больше не хочу. Не потому что она устала, а вероятно, наступил какой-то психологический момент, когда ей стало неприятно, и она больше не хотела.
ВОПРОС: Как вы в этой ситуации отвечали на вопрос «почему»? Я знаю, что эти люди очень трудно идут на контакт с журналистами.
ЙЕНС ЯРИШ: Ну, тут был такой случай: я на эту девочку наткнулся совершенно случайно. У нее такая история: у нее был передоз героина и она пережила клиническую смерть, лежала 5 недель в коме, и после этого произошло такое возрождение. Она заново научилась ходить, разговаривать – и это была такая сложная, трогательная история. И при этом она ни с кем не говорила на эту тему до меня. У девушки была просто потребность высказаться. Дело в том, что когда я первый раз поговорил с ней в баре и услышал эту историю, я понял, что эта история вот с тем атмосферным звуком, который там есть, не сочетается. Может быть другая история в этом месте звучала бы отлично, но как раз очень важно сочетать место с личной историей.
Следующий пункт у нас – «когда». Вопрос «когда» не так важен, но тем не менее... Я в своей практике понял, что вопрос «где» и «когда» часто тесно связаны друг с другом: все-таки есть разница, ты с человеком утром говоришь, вечером или на выходных. И опять же место играет роль – поэтому это тоже вопрос, который стоит обдумать.
Вопрос об инсценировке. Каждое интервью, если это обдуманное интервью, это есть маленькая инсценировка. И когда вы спрашиваете: где вам удобно? когда мы можем встретиться? - это не значит, что вот эти параметры не будут отражаться на интервью и не будут играть никакой роли. Их влияние на ход беседы, на интервью есть всегда, вопрос только в том, под контролем это у вас или нет. В конце концов, когда вы делаете интервью с помощью места, у вас есть возможность провокации.. Например, если вы делаете интервью с молодым фашистом, можно его позвать к монументу памяти Холокоста. Или куда-нибудь рядом в кафе. И посмотреть, какая будет реакция. Но я так не делал.
ВОПРОС: часто, когда приходишь на интервью к чиновнику в его кабинет, он будучи на своей территории, отгораживается и отделывается общими фразами. Приглашаете ли вы чиновника, чтобы он вышел из своего кабинета? В кафе или куда-нибудь? Чтобы он был свободен...
ЙЕНС ЯРИШ: Иногда я просто делаю вид, что есть какие-то технические причины, из-за которых мой собеседник должен куда-то прийти, а не я. Например, в студию. А в студии я уже могу создать какую-нибудь атмосферу. Вчера у меня была такая ситуация: я делал интервью с очень важным человеком - руководителем крупной компании, корпорации, очень богатым человеком – и он настолько меня боялся: вот он - журналист, не понятно, что он еще сделает из того, что я сейчас скажу... Поэтому он был настолько зажат, что говорил, как с книги читал, и в этой ситуации я даже не знал, что делать. Я даже не понимал, что он говорит. Но вот что я сделал, я сказал: «Вы знаете, так жарко, голова плывет, ничего не соображаю, давайте, представьте, что я ваша девятилетняя дочка, вот расскажите мне это так, как вашей дочке». И вдруг он начал говорить совершенно по-другому. У меня есть такой прием: я иногда врал, что я делаю программу немецкий как иностранный язык и что поэтому они должны говорить очень понятными фразами. Потому что особенно политики часто прячутся за формулировками.
Ну и теперь следующий вопрос, «как». Конечно это не так, что я ставлю людей как марионеток на те места, куда я хочу. Конечно, в моей практике часто встречалось такое, что мне говорят, «нет, только вот в этом месте, где мне удобно, либо нет». Часто они просто сидят за своим столом, прячутся и я должен тянуться к ним через весь стол с микрофоном. Сама по себе технически – это не такая уж большая проблема, но если смотреть на это с точки зрения психологии, то да. Потому что автоматически происходит фронтальное противостояние друг другу, такая оппозиция. Я сейчас покажу, как я это делаю, на Лене. 

Я сейчас у Лены буду брать интервью. Ты сейчас госчиновник. И я сажусь рядом с тобой, а не напротив тебя. И держу микрофон не как пистолет, а скорее так расслабленно между мной и тобой. Во-первых, качество записи и тебя, и меня будет одинаково хорошее. Во-вторых, часто люди, у которых ты берешь интервью, они вообще на тебя не хотят смотреть. У них свои мысли там, они о чем-то думают, что-то тебе рассказывают... А в этой ситуации они как бы обязаны смотреть на меня. И я тебе даю возможность выбирать: если ты не хочешь, то можешь и не смотреть на меня, а смотреть куда-то вдаль. И микрофон тоже становится менее заметным, он не находится постоянно в твоем поле зрения, он по отношению к тебе и ко мне в одинаковой позиции находится. То есть мы на одинаковой стороне микрофона и даже возникает такая солидарность.
ВОПРОС: ты в наушниках работаешь?
ЙЕНС ЯРИШ: Да, к сожалению. У меня такие большие наушники, но вообще я хочу маленькие «гвоздики». Техническую сторону нужно просто все время под контролем держать, потому что, если этого не делать, то получается тоже самое, как с камерой, через которую ты не смотришь, а просто ею вертишь. Но я считаю, что собеседнику очень мешают мои наушники. Он воспринимает мнея как такого технического человека, робота.
Вопрос последний - «как» - он практически самый важный в интервью. И конечно не всегда ты сможешь на психологии сыграть, покупая микрофон, который будет лучше для собеседника. Например, вот микрофон, с которым у меня хороший опыт, потому что впринципе люди ожидают как раз такой микрофон. Первый вариант. А вот сейчас у меня вот этот второй микрофон, он скорее отпугивает. У него очень большая ветрозащита. Он для улицы, если очень большой ветер.

Просто я хотел показать, что есть много разных факторов. С многими ничего не сделаешь, многое нельзя изменить, но при этом не стоит забывать, что многое можно взять под свой контроль. Есть очень тесная связь между «как» и между «кем». Потому что, когда я прихожу к человеку на интервью как журналист, у меня уже другой статус. Я часто применяю такой прием, например, договариваюсь об интервью в лесу. И человек думает: вот придурок! И у него уже есть настрой определенный ко мне. Потому что люди, когда думают, что ты придурок, они с тобой говорят более мило и приветливо … то есть я осознанно это делаю … им и жалко тебя, и они хотят помочь, позаботиться о тебе. И говорят с тобой совершенно по-другому, не боятся тебя. Есть такой сериал про инспектора Коломбо, и это мой кумир. Я конечно готовлюсь к интервью, что-то про человека читаю в сети и придумываю какие-нибудь 3 вопроса, которые я по возможности пишу на какой-нибудь маленький помятый листочек (который я желательно еще и не сразу нахожу). Но я никогда не готовлюсь так, чтобы у меня был целый список вопросов, которые я просто подряд задаю. Потому что это важно – и в этом жанровые различия между фичерами и политическими такими репортажами – я не хочу, чтобы мне ответили на мои вопросы, я хочу услышать то, что они на самом деле хотят рассказать. А для этого я должен быть открыт. Я с опытом понял, что те интервью, когда у меня вообще не было никаких понятий и это была чистая импровизация, часто были намного лучше. То есть я вижу свою задачу в том, что бы поддержать и развить ту историю, которая рождается во время интервью, и не погубить ее вопросами. Потому что заниматься критикой я могу и потом, после, и в этом как бы плюс, что я потом сижу в студии, дома, придумываю концепцию. Есть такая программа, которая называется «Лайфстаил» (“Lifestile”), в которой речь идет о концерне Адидас: как он из предприятия семейного стал большим концерном. ПЕРЕВОД

Я выбрал этот пример только потому, что хотел показать, насколько можно быть наивным и в итоге с помощь второго рассказчика комментировать первого. То есть в самой ситуации я там говорю, «спасибо, спасибо,» при этом я думаю про себя, «боже, что это за придурки такие!» И это я уже говорю моим вторым голосом, уже в студии. Я это говорю из-за того, что многие мои коллеги думают, что когда они берут интервью, они должны показаться особенно умными. Совсем этого не надо делать, ведь постфактум всегда можно это сделать намного лучше.
ВОПРОС: Сколько длится этот фичер? И сколько вы находились в этой фирме?
ЙЕНС ЯРИШ: Ну если не брать в расчет вот этой сцены, что мы сейчас слышали, не брать в расчет вот этот вот поиск этих вот людей (как на них выйти, чтоб они согласились) – что заняло много времени, в самой фирме я был один час. То есть я утром туда прилетел, вечером оттуда улетел, в самой фирме был 1 час, в программу вошло 5 минут. В конторе. Вообще самое сложное – это добится от корпораций, от больших компаний интервью. Потому что в Германии госструктуры, школы, университеты они обязаны давать информацию журналистам, плюс с частными людьми можно поработать, то есть их можно убедить в том, что они должны тебе что-то рассказать. А вот с этими ... они просто могут тебе сказать: не хочу и все! Сейчас это выглядит как какая-то фишка в пограмме, но на самом деле тогда я был в полном отчаянии. Я знал, что мне нужен такой кусок в самой фирме и я никак не мог добиться вот этой аудиенции, поэтому я просто взял, прилетел туда и с микрофоном зашел в здание.
ВОПРОС: Вот как прием прикинуться идиотом – это хорошо – мы берем это на вооружение. Другой момент: вот весь этот момент, зачем его нужно было вставлять? Он неинформативный….что хотели этим показать?
ЙЕНС ЯРИШ: Речь в этой программе в целом идет о глобализации. И впринципе вся эта ситуация такова, что все эти концерны эксплотируют, используют дешевую рабочую силу. Эти транскорпорации они делают это по всему миру, у них везде есть свои точки и они очень четко знают, что они делают. И как раз этим куском я хотел показать, что на самом деле, они не знают, что они делают. Мне хотелось показать, что там не сидит какая-то мега-мафия, какой-то чувак, который этим всем рулит, а что там сидят просто идиоты, обычные, такие же, как мы все. И другой аспект это то, что есть люди, которым может показаться, что там действительно нет никакой информации, но тут есть еще развлекательный момент. Потому что в фичере никто не отменял юмор какой-то, подтексты какие-то. То есть мы не должны забывать о том, что слушатели они добровольно слушают вашу программу.
ВОПРОС: Когда вы приходите к чиновнику, я понимаю, как прикинуться идиотом. Говорить, «данке, данке, данке». А вот когда вам человек рассказывает историю, доверяет вам свою историю, разве это честно будет потом сказать, что он – идиот?
ЙЕНС ЯРИШ: В таком случае я бы этого не стал делать, конечно. Я очень четко различаю интервью, которые мне, грубо говоря, дают добровольно, и те интервью, которых я добиваюсь. Я никогда бы не стал человека опускать, если он мне сам рассказал историю и конечно я делаю различия между частным личным и общественным высказыванием. В случае с «Адидасом» – эти люди не рассказывали мне о чем-то личном, о своих историях. Это люди представляют холдинг, систему, которая делает несчастными очень большое количество людей. Плюс даже убивает. То есть тоже самое вот Коломбо, который с низов, из обычного слоя населения, он расследует дела богатых людей и он над ними смеется, а не над такими же, как он сам.
ВОПРОС: А куда надо было лететь? Где было интервью?
ЙЕНС ЯРИШ: Конкретно в этой сцене – это был юг Германии, под Баварией, но я потом полетел и во Вьетнам, где у «Адидаса» фабрики.
ВОПРОС: А что было б, если бы не пустили или не было бы человека....?
ЙЕНС ЯРИШ: Не знаю! На самом деле, если б охраники там меня выгнали или не пустили, сказали бы, да пошел ты куда подальше, это было бы тоже хорошее высказывание.
РЕПЛИКА ИЗ ЗАЛА: Когда стану пиарщиком «Адидаса», таких как вы журналистов на порог пускать не буду...!
ЙЕНС ЯРИШ: Ну конечно, я понимаю, что использую то, что в Германии к журналистам определенное отношение!
Если вы еще не очень устали, я хотел бы вам проиграть кусочек из фигчера на тем госдолгов. Для этой программы я сделал очень большое количетво интервью со многими бывшими министрами финансво Германии. Я надеялся, что они больше не при делах и будут более откровенны и расскажут мне правду. Но конечно самым главным министром финансов был в программе тот, кто на посту сейчас. Было очень сложно договориться с ним об интервью и я смог это сделать только через очень сложную схему контактов. До этого я смог его поймать ... в Германии есть такая практика, что журналисты ловят таких вот политиков при выходе из офиса и получают краткое трехминутное интервью. Но ужасно то, что за эти три минут тебе дают такие бетонные конструкции, железобетонные высказывания, которые политики говорят всем. То есть это можно в газете прочитать, это не нужно записывать. Но все-таки в итоге я добился интервью более длинного. Правда у меня была порблема: во-первых, я не пог у него спросить, можем ли мы сделать интервью в лесу, и во-вторых, я знал, что опять будут теже железобетонные конструкции фраз. ВОПРОС: То есть это вам нужно было для композиции?
ЙЕНС ЯРИШ: Нет, я хотел дискуссию. Но я знал, что политики часто не думают во время интервью, у них такое свойство, что они говорят заученные фразы: они рассказывают программу партии, но они не ставят ее под вопрос. Только потому, что журналист говорит, я вам не верю. Я хотел бы его подвести к тому, чтобы он стал правда более критично смотреть на вопрос о госдолге Германии. Я никак не мог сначала придумать, как бы это сделать. И оставалось 3 дня до эфира. Программа в студии была уже почти сведена ,и мы ждали только этот кусок. И тут у меня такая идея возникла — взять с собой на интервью кусок из уже частично готовой программы и дать ему его послушать. И я вам сейчас сыграю кусок программы, в уже готовом виде. То есть это уже довольно поздний момент в программе. ПЕРЕВОД

До этого в программе была дискуссия — за и против, а теперь — это как бы пик.
ВОПРОС: То есть он раскрылся после того, как ты дал ему послушать запись?
ЙЕНС ЯРИШ: Ну я сделал как Коломбо: «А, спасибо, было очень приятно, ну я пошел...ааа вот у меня еще вопрос...» Вобщем я собрал сначала все, что он итак хотел сказать, эти железобетонные высказывания , а потом я оставил включенным свой диктофон, при этом поставил ему через наушники послушать его же высказывания. И после этого его это как бы раскрыло! Он остался конечно политиком, но при этом он понял, что должен по-другому аргументировать и по-другому разговаривать.
ВОПРОС: То есть поставил запись вон ту, железобетонную? Его самого?
ЙЕНС ЯРИШ: Да, вон ту, трехминутную из типичного интервью. Так как он говорил одно и тоже, он сначала даже сам подумал, что я дал ему послушать отрывок из интервью, записанного сегодня. И это его запутало еще больше!
ВОПРОС: А вот тот кусок, где он говорит, «дайте на транспорт! - Нет-нет-нет !»— это он уже потом?
ЙЕНС ЯРИШ: На самом деле, я сделал вид, что услышал это по телевизору, но по правде, я был на конференции, где он это говорил ... это как раз пример того, как можно раскрыть человека, который, вы заранее знатете, такой, сжатый.
ВОПРОС: Официальные лица Германии не требуют матерал послушать до публикации?
ЙЕНС ЯРИШ: В этом конкретном случае он не требовал послушать программу, но мы были втроем: присутствовал пресс-секретарь, который тоже записывал. То есть, если бы я что-то сделал не так, у него было бы доказательство, что я наврал. Но иногда говорят: вот вы должны нам прислать до того, как публиковать. Но если мне так говорят, я либо игнорирую это, либо, если даже и говорю, ОК, то никогда не присылаю весь контекст программы, я только кусок посылаю. Это большая ошибка, из-за которой могут зарезать всю программу, если перед тем, как она вышла в эфир, вы всю ее посылаете. Это такая хорошая возможность для человека протестовать. А когда она уже прошла в эфире — ну что будет?!
ВОПРОС: Я не знаком с немецкой журналистикой, это больше похоже на театр, на радио-док, сама программа так построена, вы здесь себе позволяете больше чувств, комментируете, что вы чувствуете при этом, говорите свое мнение, эмоции выражаете — это позволительно в вашей программе? У вас полная свобода?
ЙЕНС ЯРИШ: Вот это вот выражение субъективного мнения — это типично для этого жанра. Я заметил, что такая тенденция в последнее время в общем и целом в журналистике, даже совсем в других жанрах, делают тоже самое : репортер, корреспондент, журналист — они чувствуют и передают свои чувствва слушателям. И в газете даже, и в любых жанрах. И я считаю, что это важно, при этом очень важно делать различия между конкретной информацией, которую ты даешь, и этими эмоциями. Но я придерживаюсь того мнения (и считаю, что это важно), что нету никакой объективности. Все субъективно на самом деле. И поэтому какой смысл в том, чтоб создавать объективность, которая на самом деле — иллюзия объективности?!
ВОПРОС: Кем вы представляетесь для такого интервью: независимым журналистом или журналистом той радиокомпании, для которого делаете программу?
ЙЕНС ЯРИШ: Я всегда представляюсь независимым журналистом, но говорю, что работаю по заказу данной радиостанции. То есть я не могу сказать, что я там редактор или сотрудник радиостанции. Я говорю как есть. И думаю, что это хороший компромисс. Потому что когда ты сотрудник радиостанции, ты такой более официальный что ли. Несмотря на то, что эту программу про «Адидас» услышали наверное 60000 человек, очень редко бывает, что ты берешь интервью у человека, который тебя знает. И с другой стороны, не то, чтобы я делаю вид, что я совсем придурок, нет, я делаю такой несчастный, незащищенный, робкий вид и только тогда, когда я от этого что-то получаю. Даже если человек заранее тебя «загуглил», нашел в интернете, даже если послушал какую-то программу твою, очень часто люди считают, что ну с ними такое не случится, они сами точно не попадут в такую ситуацию! Я часто потом говорю с людьми, которые участвовали в программе и потом послушали ее….и с «Лайфстаил» тоже….и очень часто они говорят, ну да, ну это реальность. И они не чувствуют, что их как-то не так показали. На самом деле, я хотел бы еще рассказать про то, вот ты взял интервью и что в итоге делаешь с ним дальше. Ты же не берешь в программу это интервью прямо один к одному, как ты его записал. Ты же что-то с ним делаешь. Это тоже важный момент. То есть вроде как инсценировка материала. И я хотел бы поделиться тем, что я только через много лет, то есть далеко не сразу, понял. Очень часто у меня бывало так, что я что-то услышал, мне что-то рассказали, я пережил какие-то эмоции в этот момент, сильные эмоции, я был под впечатлением, потом я прихожу домой или в студию, я ставлю себе еще раз эту запись, еще раз ее прослушиваю и этих эмоций уже не нахожу там. А потом я встретил саунд-звукорежиссера, который делал звук для фильма «Беги, Лола, беги!». Там есть сцена, где Лолу случайно расстреливает полицейский. И сцена эта очень трогательная, очень сильная. И мне этот звукорежиссер рассказал, почему. Дело не в картинках, которые мы видим в этот момент, дело не в содержание, а дело в том, что когда в нее попадает пуля, в этот момент очень резко меняется звук. И он меняется так, что в этот момент он занимает внутреннюю перспективу, то есть слышно, как кровь пульсирует, бежит. И все, что происходит вокруг, вы слышите как бы через восприятие Лолы: все намного тише, приглушеннее. И там есть один такой очень интересный момент, когда пистолет падает на каменный пол, на асфальт. И звук, который мы слышим, совершенно другой звук, чем на самом деле был бы, когда падает пистолет. Это доли секунды. И звукорежиссер сказал, что над этим звуком они работали 3 дня, потому что им пришлось долго искать такой звук, который подходит к эмоциям этой сцены. И в этот момент я понял, что нету отражения реальности один к одному. То есть вообще не важно, что я записываю, а важно, какие у меня ощущения в этот момент, что я чувствую. Если вы на той стадии, когда начинаете уже монтировать, компоновать программу, часто мы музыкой какие-то эмоции усиливаем, и тогда в этот момент я должен найти такую атмосферу, которая отражает мои чувства. То есть если во время интервью я был шокирован и удивлен тем, что я услышал, но при этом в записи этого нету, то я могу сделать такую атмосферу, чтобы опять воссоздать ити чувства. Есть раньше я искал истории в тех записях, которые делал, на самом деле надо искать истории в себе. А записи я использую как материал и оформляю определенными звуками. И у меня есть еще один пример. Сначала мы послушаем оригинал записи, просто сырой материал.

Это пример. Я был в Африке и занимался сбором материала в квартале трущоб, а там очень агрессивная была обстановка, все давило вокруг. Впринципе это немного даже слышно, но в начале программы я не хотел вставлять свой текст и описывать, что там громко, агрессивно, страшно, я не хотел это говорить словами. И для того, чтобы это было понятно с помощью звуков, я взял эти куски записи, перемешал их вместе и сделал громче. И мы сейчас послушаем, что получилось.

То есть грубо говоря, чтобы передать реальность, я изменил эту реальность. Но я не должен думать о том, что я записал, а должен думать о том, что я хочу сказать.
ВОПРОС: Когда слушаешь этот и тот материал, я вот сразу услышал агрессию в голосе, это совершенно 2 разные истории получаются. И получается, что контекст этой истории совершено разный.
ЙЕНС ЯРИШ: Правильно. То, что мы сейчас услышали, это самое начало программы, которую я сделал…это самое начало, даже еще ничего не началось. И это просто моменты, когда я показываю картинки.
РЕПЛИКА ИЗ ЗАЛА: Мне только в первом куске, в одном моменте, когда агрессивные крики начались, я подумала, что это случайность. Возможно. И поэтому второй кусок, который ведет уже меня за собой, авторский, я понимаю уже, что это не случайность. И я думаю, что лупы, повторение слов, они конечно усиливают ощущение паники, агрессии. То есть лупы всегда играют очень хорошо. Мне кажется, что в журналистике лупы, вот как музыканты используют лупы, журналисты тоже могут использовать повторение фраз, это всегда как мантра звучит и концентрирует слушателя на том, что ты хочешь сказать.
ЙЕНС ЯРИШ: Такой саунд-коллаж вообще всегда хорошо для того, чтобы что-то сказать без слов. По крайней мере, подтолкнуть человека к многому.

~~~~~~~~~~~~~~~~ПЕРЕВОДЫ~~~~~~~~~~~~~~~~

ОТРЫВОК ИЗ ПРОГРАММЫ "ПОЧЕМУ ВЬЕТНАМЦЫ НЕ НОСЯТ АДИДАС"

СТУК В ДВЕРЬ
ОЛИВЕР БРЮГГЕН Здравствуйте
ЙЕНС ЯРИШ Доброе утро. Вы уж извините, я…
ОЛИВЕР БРЮГГЕН Нет проблем. Я – Оливер Брюгген, здравствуйте. Мы рады вам помочь. Просто сегодня… обычно у нас… мне вообще-то нравятся люди, которые поступают спонтанно, я и сам спонтанный человек…
МУЗЫКА
ОЛИВЕР БРЮГГЕН Х-м… Окей.
ЙЕНС ЯРИШ Э-э… н-ну… э-м… значит… ч-что…
СТУДИЯ Мне хочется спросить о связи между фирмой «Адидас», маркой «Лайфстайл» и Вьетнамом, но я не хочу просто выпалить свой вопрос, поэтому я выбираю технологичный путь…
ЙЕНС ЯРИШ Ну, давайте начнем с ключевого слова «аутсорсинг»… э-м… ну…
ОЛИВЕР БРЮГГЕН Да. Ну вот видите, я не совсем тот человек, с которым вам бы надо поговорить об этом, потому что у нас тут есть еще корпоративный пиар-отдел…
ЙЕНС ЯРИШ Тогда… Да?
ЙЕНС ЯРИШ Э-м… Теперь, каким образом «Адидас» вырос из семейной фирмы в большую корпорацию, которая сейчас присутствует фактически везде в мире? То есть, как бы вы сказали…
ОЛИВЕР БРЮГГЕН Ну, мне кажется, это тоже такой предмет, который трудно описать, понимаете? Этот шаг, от семейной фирмы к глобальному предприятию, это произошло, э-э…более или менее постепенно. Не было такого… такого решающего момента, который я бы мог точно описать. Э-э-э… промышленность изменилась, экономика изменилась, и так далее, ну и так, в общем, одно сменяло другое.
ЙЕНС ЯРИШ То есть, вы бы сказали что…
ОЛИВЕР БРЮГГЕН Это трудно, трудно описать вкратце, ну это, э-э…
ЙЕНС ЯРИШ Понимаю… да, да, это… м-м… да, ну да…
СТУДИЯ Таким разговором мне ничего не удается добиться, а остается всего две минуты. Поэтому я просто говорю, что мне хочется кое-что узнать о паре кроссовок, которые называются «Лайфстайл»…
ЙЕНС ЯРИШ … «Лайфстайл».
ОЛИВЕР БРЮГГЕН «Лайфстайл»? Э-э…
ТЕЛЕФОН
ОЛИВЕР БРЮГГЕН
Прошу прощения. Анне, привет, это Оливер. Слушай, здесь у меня г-н Яриш, журналист, он работает на РББ, и внезапно решил зайти к нам, весьма спонтанно, действительно…
МУЗЫКА
ОЛИВЕР БРЮГГЕН Позволь мне представить тебе. Он принял спонтанное решение зайти к нам, ну а поскольку мы производим спортивные товары, мы спонтанно нашли немного времени, несколько минут…
АННЕ ПУТЦ Чудесно. Прекрасно. Гибко. Именно. Именно так и должно быть.
ОЛИВЕР БРЮГГЕН Да? Окей?
ЙЕНС ЯРИШ Огромное вам спасибо.
СТУДИЯ Я благодарен, толком не зная даже, за что. Эти люди к обуви не имеют особенного отношения. И вот это называется узловым центром мира «Адидас»?
АННЕ ПУТЦ Да! Мы очень четко провозгласили свою верность этому предприятию в Херцогенаурахе. Именно здесь наша история, наши “roots” (корни), если употребить это английское слово, как мы это время от времени делаем. И это четкая декларация нашей верности этому предприятию в Херцогенаурахе…
ЙЕНС ЯРИШ Это своего рода сентиментальность?
АННЕ ПУТЦ Я бы сказала, это своего рода историческое… историческое мышление, да просто это воодушевление, потому что, я то воодушевление, которое исходил от нашего основателя Ади Дасслера, мы до сих пор живем этим воодушевлением…
ЙЕНС ЯРИШ М-м…

Здесь можно целиком послушать программу Йенса Яриша "Почему вьетнамцы не носят Адидас"

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

ЭПИЗОД 9. Министр финансов Пеер Штайнбрюк собирается бороться с государственными долгами, но при этом не собирается экономить до потери пульса.
РАССКАЗЧИК Я сидел перед телевизором и смотрел по новостям дебаты в Бундестаге. Министр Финансов пытался защитить новую программу по государственным долгам.
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ Очень часто меня подбадривают на всевозможные траты. А когда я начинаю говорить, ну давайте вот на школу потратим - нет, ты сума сошел! Наука и развитие? – нет! Общественный транспорт – нет! Поддержать культуру? Тоже нет! Спорт? Внутренняя безопасность? Все нет и нет!! Университеты – это наше будущее! Неееет! Чиновники? Да – это можно! Социальные услуги – нет! Вот так это конкретно происходит. И в какой-то момент я считаю, что тут надо занять определенную позицию. Поэтому я хочу сказать вот что: вы так можете, вы так от экономии скоро в кому впадете! Потому что все, что важно для общества – игнорируется. И экономика об этом часто забывает. Должна быть ответственность, и нам не должно быть все равно.
РАССКАЗЧИК Мне надоела эта дилемма и надоело разговаривать по телефону, поэтому я поехал в Бундестаг, чтобы узнать от министра финансов, что будет дальше.
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ Госдолги – это не всегда плохо...
РАССКАЗЧИК Плохо. Именно так мне стало казаться.
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ Если вы берете на себя долги для того, чтобы финансировать инвестиции, которые могут принести в дальнейшем прибыль, то это имеет смысл.
РАССКАЗЧИК Да, правда? Да что вы говорите…
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ Ну т.е. вы берете деньги для того, чтобы, например, инвестировать в будущее – в науку, образование, инфраструктуру, и речь идет о будущем ФРГ.
РАССКАЗЧИК: Но…
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ В общем и целом мы делаем слишком много долгов и тратим их неразумно. У нас высокий уровень задолжности.
РАССКАЗЧИК … сказал министер финансов, и было покончено с враньем, которое практиковали все его предшественники. Нет никакого смысла. Мы должны прекратить вгонять себя в долги.
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ Мы должны уменьшить долги, но при этом мы не должны впадать в жесткую экономию. Мы должны тратить деньги там, где в этом есть смысл.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Вы бы, значит…
РАССКАЗЧИК: Я задал ему еще несколько вопросов из вежливости и ушел…
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: Конечно, мы должны покончить с …..и….
КОРРЕСПОНДЕНТ: Спасибо господин… Штайнбрюк.
ОФИС
госдолги – это не всегда плохо.
Плохо. Именно так мне стало казаться.
Когда вы берете на себя долги для того, чтобы финансировать инвестиции, которые могут принести в дальнейшем прибыль, то это имеет смысл.

Я имею в виду, что я вам тогда не нужен.Если я говорю, что это не то чтобы прямо неправильно, делать долги. Это не есть хорошо и это не есть плохо.
Потом тут еще комментарий, а потом он говорит: ну да плохо! Комментарии я не разделяю!

ЭПИЗОД 10: Как министр финансов Пеер Штайнбрюк в другом разговоре объясняет госдолги непредсказуемостью жизни
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: ээээ….эээээ….то, с чем у меня есть проблема, это то, что у вас такая твердая позиция.
КОРРЕСПОНДЕНТ: да.
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: Все ваши вопросы…..эээээ. По всем вашим вопросом видно, что – нет долгам! Да – я считаю, что и по экономическим и общественным вопросом – это чепуха.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Ммм...
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: Это, если можно так сказать, Вуду-экономика!
КОРРЕСПОНДЕНТ: Дело в том, что долги – полная глупость, сегодня. Если бы не начали увлекаться этим делом, было бы больше миллиардов, проценты от которых можно было бы использовать.
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: 40 миллиардов процентов … это конечно много.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Т.е. не надо было ФРГ начинать увлекаться это практикой долгов?
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: Нет, когда речь идет об инвестициях и о будущем страны, тогда это легитимно
КОРРЕСПОНДЕНТ: Это тоже спорный вопрос. …очень удобно делать долги.
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: Нет, но я же говорю, нужно начать с того, чтобы не делать новых долгов.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Да. Эээ…верю
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: Неа. Видимо, нет..
КОРРЕСПОНДЕНТ: Ну я просто сомневаюсь, потому что все министры финансов до вас тоже говорили – ну кроме Оскара Лафонтена, он хотел как раз делать много долгов…. И вообщем ничего у всех не вышло.
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: Да… но нужно понимать, какие условия были. После объединения Германии….у моих предшественников была другая ситуация….
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: И жизнь такая непредсказуемая и противоречивая. И ваша, и моя жизнь, и всех..
КОРРЕСПОНДЕНТ: Хмм.
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: И разве мы не должны быть готовы принимать такие условия игры нашей жизни? До определенного момента? Что есть вещи, которые хорошие и плохие одновременно.

ЭПИЗОД 11: Потерянные уверенность и чувство защищенности
РАССКАЗЧИК: В итоге мне стало понятно, что меня с самого начал смущало. То, что сначала были долги. У нас никогда не было выбора.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Хмм...
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: Не будет роста без консолидации…и наоборот тоже. Без роста бюджет не будет консолидирован.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Хммм...
МИНИСТЕР ФИНАНСОВ: В прошлом году были плохие показатели роста в Германиии, то есть то, что мы называем потенциальным ростом…
РАССКАЗЧИК: В этом ответ на вопрос, является ли долг опасностью или нет. ...это все замкнутый круг.

  P.S.
За фото отдельное спасибо Катерине Градобоевой

 

Комментарии

Ваш комментарий:

Как вас зовут?

Адрес почты

Поле для заполнения роботами:

Надоело заполнять скучные поля? Зарегистрируйся.

Ctrl+Enter